Архив рубрики: Истории

Шлимазл по-палестински

Несколько лет назад палестинский террорист-смертник отправился «на
дело». При полном параде (бомба, взрыватель, винты-шурупы и все прочее,
что ему по специальности положено) пошёл в наш народ, с целью выбрать
место помноголюдней и взорваться. Казалось бы, начало такое, что не
предвещает смеха даже отъявленному антисемиту.
Неизвестно, какой была квалификация того героя палестинского народа,
только рабочим местом он выбрал не абы-что, а одно из самых оживленных
мест Иерусалима. Огляделся, пристроился среди толпы и нажал на
взрыватель. Но у Всевышнего, судя по всему, были другие планы на день.
Взрыватель сработал, бомба – нет, щелчок и тишина. И только звук
падающего тела — террорист, когда взрыватель щелкнул с перепугу сознание
потерял. Слава Б-гу, отводящему от своего Народа руку врагов – Он то
саперов вовремя подошлет, то разведданные точные и своевременные
подкинет, а то и просто тех самых врагов умом обидит. В тот раз весьма
кстати произошло последнее — на наше счастье арабские Эйнштейны чего-то
там с бомбой недомудрили.

Бдительные граждане увидев оседающего араба позвонили «куда надо» и
через несколько минут на месте была армия, полиция и эти самые «кто
надо» — ШаБаК в общем. Район оцепили. Саперы бессознательного палестинца
по-тихому расчленили: взрывчатку обезвредили, тушку отправили в
госпиталь Хадасса, душу оставили разговаривать с праотцами. Праотцам
душа, видно, не сгодилась и вскоре она вернулась в тело. Врачам Хадассы
даже стараться особенно не пришлось – террорист пришёл в сознание
довольно быстро.

А там, в сознании, этого события ожидало немало служивого народу.
Представители Шабака и прочих органов, которым по долгу службы
полагалось иметь к террористу вопросы, ждали его пробуждения в палате, а
прочие силовые структуры охраняли её снаружи. И вот их клиент оклимался,
сел на койке, поднял правую руку в повелительном жесте, твердо, внятно и
очень серьезно произнес «Вводите их всех!».

Опешивший сотрудник Шабака, специально для такого случая арабоязычный,
решил что он чего-то не понял и на чистом же арабском переспросил:
«Кого?». «Всех» повелительно молвил палестинец. «Вводите их сюда вместе
и сразу, я приму всех!».
После дополнительной фразы-двух до Шабака дошло, что террорист решил,
что он уже в раю и требует себе положенного. Между тем, шахидский
фольклор гласит, что за «святое дело в борьбе с неверными», в раю
полагается аж 72 девственницы. Гурии, дескать, одна другой пригожее, да
и выдаются гуртом в нелимитированное пользование. А это вам не
какая-нибудь путёвка от профсоюза, особенно после нищей арабской
деревни, где и коза одна на всё село, и та у самого крутого парня.

В общем, такая вот незатейливая сценка – палестинский террорист в
израильской больнице требует у контрразведчика положенных по Корану
гурий. Да не абы как хаотично, а всех сразу, оптом.

Вволю отсмеявшись, шабаковцы столкнулись с небольшой проблемой – верить
в жестокую реальность палестинец напрочь отказывался. Уж они к нему и на
иврите обращались, и так, и эдак, а он на своём стоит, «я, мол, дело
сделал, мне положено». Требовал с напором завзятого шнорера и торг по
поводу количества гурий считал неуместным. Психологи наверняка сказали
бы, что так его психика оборонялась от суровой действительности. Они,
психологи, почти всегда так говорят. Людям, по ходу пьесы, клиента
допрашивать надо, а у него одни глупости на уме.

И тогда следователь привел самый весомый аргумент – представился по
должности, документы ивритским языком написанные предъявил и спросил,
«Как ты думаешь, я — еврей, да ещё и работник Шабака в один рай с тобой
попасть мог?» «Нет» — ответил террорист, и… заплакал.

День рождения Брежнева

Я не могу сказать, что у моего отца были странности. Наоборот, он был
человеком деловым, практичным, работал главным инженером проекта в
большом институте с длинным названием, строил тракторные заводы по всей
стране. Тем не менее время от времени он совершал поступки, которые
иначе чем странными не назовешь. Зачем он это делал? Не знаю. Пока отец
был жив мне не приходило в голову спросить, а теперь поздно. Может быть
ему не хватало адреналина. А может быть им двигало любопытство. Похоже
он не мог устоять перед искушением закинуть удочку в тихий омут и
увидеть что за черта он вытащит на этот раз. Ему, конечно, везло, что
черти попадались не очень злобные.

В то спокойное субботнее утро отец оторвал листок календаря и увидел,
что сегодня день рождения Брежнева. После завтрака он оделся потеплее
(на дворе стоял декабрь), пошел на почту и отправил по адресу — МОСКВА,
КРЕМЛЬ, ГЕНЕРАЛЬНОМУ СЕКРЕТАРЮ ЦК КПСС — телеграмму следующего
содержания: — ДОРОГОЙ ЛЕОНИД ИЛЬИЧ ДВТ ПОЗДРАВЛЯЮ ВАС С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ
ТЧК ЖЕЛАЮ ЗДОРОВЬЯ И ДАЛЬНЕЙШЕЙ ПЛОДОТВОРНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ НА БЛАГО
СОВЕТСКОГО ГОСУДАРСТВА ТЧК — Подписался полными именем и фамилией, Марк
Абрамович Быков, и заполнил адрес отправителя в самом низу бланка.
Телеграмму в конце-концов приняли, правда после того как начальник
отделения сверила паспортные данные.

Во вторник отца вызвал парторг института, человек по общему мнению
неподлый. Работали они вместе много лет и относились друг к другу
хорошо.
— Отправлял телеграмму?
— Отправлял, — подтвердил отец.
— Ты что с Брежневым знаком?
— Естественно нет. Был бы знаком, что бы я здесь делал?
— Ну, как дети малые, — возмутился парторг, — Леонид Ильич человек
занятой. Представь, что все отправили бы ему телеграммы. Он что их
прочитать сможет?
— Не отправили бы, — возразил отец, — не все относятся к Леониду Ильичу
правильно. Некоторые даже анекдоты рассказывают. А остальные пожалели
бы
два рубля на телеграмму. А я не пожалел.
— Ладно, — не стал спорить парторг, — дело не в этом. Завтра утром
поедешь в райком. С тобой будет беседовать инструктор отдела
идеологии.
Пропуск тебе заказан. — и добавил когда отец был уже в дверях, —
Пожалуйста не выноси сор из избы.

Инструктор райкома поначалу показался отцу человеком милым и
внимательным. Долго расспрашивал о здоровье, семье, квартирных условиях,
отношениях c начальством. Затем перешел к телеграмме и стал редкостным
занудой. Раз за разом, немного меняя формулировку вопросов, он пытался
выведать каким боком отец знаком с Брежневым. Похоже ему казалось, что
отец темнит. А когда разговор зашел в тупик, с той же дотошностью стал
вытягивать зачем было посылать телеграмму. Отец настаивал на изначальной
версии:
— Увидел в календаре, захотелось поздравить и поздравил. Что здесь
непонятного?
— Но с днем рождения обычно поздравляют родственников, друзей, людей
близких, — объяснял инструктор свои жизненные понятия.
— А Леонид Ильич и есть близкий человек. Я его вижу чаще чем моих
сестер. По телевизору, конечно, но разница небольшая. Когда я вижу
сестер, они тоже говорят, а я молчу.
Отцу показалось, что этот ответ очень не понравился. Тем не менее на
прощание инструктор предложил воспользоваться райкомовским буфетом и
попросил не выносить сор из избы, если дело пойдет наверх.

На работе отец появился уже после обеда с авоськой полной пакетов,
которые источали нездешние ароматы. Только уселся за свой стол – сразу
зазвонил отдельский телефон. Отец взял трубку и услышал командирский и в
то же время елейный голос начальника первого отдела:
— Марк Абрамович, зайди ко мне, тут один человек с тобой поговорить
хочет.
Отец зашел. Желающим поговорить оказался майор госбезопасности с
незапоминающимися именем и фамилией. Заглядывая в бумажку и делая
пометки, он скрупулезно прошелся по отцовской биографии. Потом положил
на стол чистый лист.
— Марк Абрамович, пожалуйста напишите когда и при каких обстоятельствах
Вы встречались с Брежневым.
— Я уже сегодня в райкоме вспоминал, но так и не вспомнил. Теперь,
боюсь, тоже не получится.
— Да Вы не нервничайте, — вполне миролюбиво сказал майор, — когда
вспомните, позвоните нам. А если не вспомните, тоже можете позвонить.
Услышите, что кто-то порочит Советскую власть или анекдоты нехорошие
рассказывает, — и позвоните.
— Ничего из этого не выйдет. Я не справлюсь.
— Как это не справитесь? Столько людей прекрасно справляются, а Вы не
справитесь!
— Дело в том, — попытался объяснить отец, — что на трезвую голову никто
такие разговоры не ведет, а я, если выпью, то на следующий день даже
не
помню с кем пил, а о чем беседовали и подавно.

Отец говорил чистую правду. У него была необычная реакция на алкоголь.
После какой-то по счету рюмки он мгновенно и полностью отключался и
напрочь забывал все события прошедшего дня. Эта рюмка могла быть и
десятой и первой. Поэтому он старался не пить, а на случай, когда
отказаться было невозможно, разработал хитроумную систему подмены
спиртного неспиртным.

— Марк Абрамович, — в голосе майора появились суровые нотки, — Вы не
представляете сколько людей хотят помогать нам совершенно добровольно.
Не всем мы оказываем такое доверие как Вам. А Вы отказываетесь. Не
забывайте, что у вас первая форма допуска по секретности. Заберем – и
Вы
просто не сможете выполнять свои служебные обязанности. Подумайте
хорошенько, одним словом.

Я до сих пор помню каким расстроенным пришел отец домой в тот вечер.
Повинился перед матерью. Не успела она начать его пилить, как зазвонил
телефон. Звонивший представился инструктором обкома партии и сказал, что
ждет отца завтра в десять утра не проходной. Я думаю, что родители в эту
ночь так и не смогли уснуть.

На следующее утро отец поехал в обком. На проходной его встретили и
передавали с рук на руки пока он не оказался в гигантском кабинете
первого секретаря. Первый поздоровался с отцом за руку и сразу перешел к
делу.
— Не будем терять время. Я уже знаю, что Вы никогда не встречались с
Леонидом Ильичом. Есть только маленькая нестыковка в том, что Леонид
Ильич не только встречался с Вами, но и прекрасно помнит Вас. Вот
послушайте.

Первый нажал на какую-то кнопку и отец услышал знакомый до боли голос
Брежнева:
— Кто прислал? Быков, Марк Абрамович говоришь? Есть такой, я его по
Кишиневу помню. Еврей с русской фамилией. Грамотный товарищ и
беленькую
грамотно употребляет. Я его перепил, но с большим трудом, на грани
можно
сказать. И как это? Киш мерин тухес? Смотри, не забыл!

Потом Первый взял со стола лист бумаги и продолжил:
— А вот справка, которую я получил из КГБ. Из нее следует, что в то
время, как Леонид Ильич был первым секретарем ЦК Молдавии, Вы были
главным инженером проекта Кишиневского тракторного завода и регулярно
ездили туда в командировки.

И тут отец вспомнил! Как с конвейера завода сошел первый трактор, как
приехали гости из ЦК. После митинга в заводской столовой был банкет, а
потом узким кругом поехали на какую-то большую дачу с парной и
бассейном. Отца, конечно, прихватили по ошибке, но в провинциальной
Молдавии, где тракторный был самым большим заводом, случалось всякое.
Вспомнил и симпатичного мужика с густыми широкими бровями, с которым они
трепались почти до утра, когда остальные сошли с дистанции. Вспомнил,
как выпили на брудершафт. В какой-то момент новый друг заподозрил, что
отец мухлюет и стал ему наливать сам. После пятой рюмки отец отключился.
Очнулся он только в гостинице, и последним, что помнил, был сходящий с
конвейера трактор.

Пораженный внезапным прозрением, отец немедленно поделился
воспоминаниями с Первым. Тот слушал с открытым ртом. Он же прервал
наступившую тишину:
— Есть мнение, что товарищ Брежнев может пригласить Вас в гости. Если
пригласит, с деталями Вас ознакомят позже. Хочу только предупредить,
что
не стоит выносить сор из избы. — Первый вдруг задумался, — Марк
Абрамович, между прочим, что это за тухес такой? Может Вы знаете?
Никак
разобраться не можем.
Отец незаметно вздохнул. Ненормативную лексику он не любил и пользовался
ею крайне редко.
— Тухес – по-еврейски жопа.
— Жопа!? — удивился Первый, — А при чем тогда к жопе мерин?
— Не “мерин”, а “мир ин”. Леонид Ильич попросил научить его еврейским
ругательствам. Больше всего ему понравилось “киш мир ин тухес”.
Переводится как “поцелуй меня в жопу”.
— А что, действительно хорошо звучит! Нужно запомнить. Может
пригодиться?! — Первый явно пришел в хорошее настроение и с
удовольствием повторил, — Киш мир ин тухес. Правильно?
— Отлично. У вас получается не хуже чем у Леонида Ильича, — отец снова
вздохнул.
— Марк Абрамович, а о чем еще кроме тухеса говорили, если не секрет?
— Если память меня не обманывает, о заводе, о прекрасных дамах, о том
что вокруг сплошной бардак…
— Да, бардака хватает… — согласился Первый и вроде даже хотел
продолжить, но спохватился, — Марк Абрамович, может быть Вам чем-то
нужно помочь?
— Наверное нужно. Меня вчера товарищ майор пообещал допуска лишить.
— Ну, это пусть Вас беспокоит меньше всего. Вы теперь номенклатура лично
Леонида Ильича. Без него Вас никто и никогда не тронет.

Распрощались. Секретарь вручила отцу два приглашения на обкомовскую
базу. Там за полцены отец купил себе финский костюм и голландские туфли,
а мама французскую шубу из искусственного меха. В Москву отца так и не
пригласили.

Abrp722 http://world.lib.ru/b/b_a/

Виталик, ты-таки не любишь маму…

Сия история произошла с одним товарищем (назовем его Виталик) который в январе какого-то года летел из Питера через Франкфурт (факт этот имеет особую важность для последующего развития событий) в Тель-Авив, дабы навестить живущую там на ПМЖ тетушку — мамину сестру. Он благополучно пересек российскую, немецкую и израильскую границы и не менее благополучно прибыл в славный Тель-Авив в объятия любящей племянника тетушки.

Через некоторое время он объявил о своем отбытии в Питер, с целью навестить теперь уже маму. Возрадовавшись столь удачной оказии, тетушка попросила племянника передать маме кое-что. Этим кое-что были…что, вы говорите, может понадобиться даме пост-бальзаковского возраста в Питере в январе? Правильно, купальные тапочки.

Племянник задал подкупающий своей простотой вопрос — «Тетя, НА КОЙ ЧЕРТ моей маме, немолодой уже, в общем-то, женщине с цветущим радикулитом, в холодном, как зараза, январском Питере, купальные тапочки?» Ответ поразил воображение благовоспитанного еврейского юноши — с болью в голосе тетя сказала: «Виталик, ты-таки не любишь маму…».

Более страшного обвинения для благовоспитанного сына из порядочной семитской семьи просто не существует, и безропотный Виталик отвез-таки купальные тапочки в Питер.

Он второй раз благополучно пересек российскую, немецкую и израильскую границы (теперь уже в обратном порядке) и благополучно передал тапочки обрадованной маме. Через некоторое время многострадальный Виталик вновь летел по делам (а также, навестить любимую тетю) в тот же Тель-Авив. Рейс, разумеется, с пересадкой во Франкфурте.

Вот тут-то состоялся знаменательный разговор с мамой. Держа в руках некий полиэтиленовый пакет с неким белым мелким сыпучим веществом, мама сообщила Виталику, что данный пакет надлежит по прибытии в Тель-Авив незамедлительно передать тете. На вполне естественный вопрос, что в пакете (кто когда-нибудь летал в Израиль, в курсе, что этот вопрос имеет основополагающее значение для дальнейшего благополучия летящего :), мама ответила вполне непосредственно и даже несколько удивленно (типа, ну что еще там может быть?), что в пакете два килограмма зубного порошка.

Прикинув в уме варианты, Виталик в который раз озадачился сакраментальным вопросом «НА КОЙ ЧЕРТ тете в сытом Израиле ДВА КИЛОГРАММА зубного порошка из постсоветского пространства?». Ответ, в общем-то, его уже не удивил: «Виталик, ты-таки не любишь маму…» — сказала мама, и в глазах ее стояли слезы…
Это был удар ниже пейджера, и воспитанный любящий сын повез-таки белый порошок в Израиль.

Российскую границу удалось пересечь без малейшего напряжения. На этом бог перестал любить троицу. Как встретили бы его израильтяне, он узнать не успел — во Франкфурте его радостно приняли под ручки немецкие таможенники в паре с ребятами хмурой внешности из отдела по борьбе с незаконным оборотом незаконных субстанций (ну или что-то вроде).

В принципе, они не сомневались, что порошок то ли имеет отношение к наркоторговле, то ли к международному терроризму (ага, они тоже про сибирскую язву в курсе), но склонялись все-таки к первому, ибо представить террориста, способного притаранить на немецкую границу двухкилограммовый (!) пакет порошка, зараженного вирусом, они все-таки затруднялись.

Виталику опять же был задан подкупающий своей новизной вопрос — что в пакете? Виталик честно ответил — зубной порошок.

Немцы честно попытались понять, о чем речь, но последние воспоминания о зубном порошке в истории объединенной Германии угасли еще до рождения сих славных офицеров немецкой таможни, и попытка не удалась. Виталик подробно объяснил, для какой цели предназначен зубной порошок. Немцы поняли, но консенсусу это, однако, не способствовало. Среднестатистический немец…как бы это помягче…не способен вообразить двухкилограммовый тюбик зубной пасты, и мозги таможенников забуксовали так, что заколыхались височные доли таможенных черепов.

Ситуацию спасли офицеры по борьбе с чем-то там. Многозначительно кивнув, один из них вскрыл пакет кончиком ножа и храбро (о то ж, Дойчланд убер аллес, чего уж там…) попробовал субстанцию на вкус. Ну, какой же русский не помнит вкус зубного порошка…в отличие от какого же немца. Вкус мяты привел таможню и немецкий аналог ОБНОНа в панику.

Вместить в упорядоченный бюргерский разум героин со вкусом мяты намного…ну просто очень намного сложнее, чем, скажем, жевательную резинку со вкусом и запахом красного перца. Состоялась экспертиза с привлечением служебно-розыскных собак, которые, впрочем, тоже не смогли пролить свет на тайну происхождения и назначения оного порошка, ибо кроме душераздирающего чихания доблестные четвероногие служители порядка более точной оценки не смогли дать .

Самолет на Тель-Авив, между тем, спокойно и по графику вылетел в положенный срок, разумеется, без Виталика на борту.

Покорившийся судьбе Виталик, уже с интересом ожидал развязки событий. После недолгого совещания было решено прибегнуть к помощи старших коллег. Для этого был вызван специальный специалист со специальным оборудованием для проведения специального же анализа. Откуда, как вы думаете? Разумеется, из Гамбурга — нафига нам местные спецы, вдруг они тоже куплены международной наркокартелью, а то чего бы этот странный курьер летел именно через Франкфурт?

Спецу потребовалась какая-то пара дней (о боги, что творилось с тетей и мамой эти два дня!), чтобы дать квалифицированное заключение — в пакете зубной порошок….

Стоит ли говорить, что официальные извинения немецкой стороны Виталик (который два дня наслаждался прелестями КПЗ в славном городе Франкфурте) принял довольно прохладно. Стоит ли говорить, что к трапу провожать его вышел весь цвет немецких правоохранительных органов, стремясь хотя бы в последнюю секунду насладиться небесным ликом того, кто подарил им столь незабываемые минуты….(впрочем, по другой версии, народ хотел лично удостовериться, что этот шизанутый русский все-таки улетел). Стоит ли говорить, что первый вопрос тети, встретившей многострадального племянника в аэропорту Бен Гурион, был: «Ты что там себе думаешь, мы тут с мамой с ума чуть не сошли?»

А вот о том, что именно и в каких конкретно выражениях и интонациях ответил взволнованной тете Виталик, говорить, пожалуй, не стоит….

Йешиботник повторил «голый протест» против торговли квасным в Песах

28-летний ученик религиозного учебного заведения (йешивы) провел акцию протеста против продажи квасного в Песах. Он вошел в отделение сети «Тив Таам» на улице Нахлат Биньямин в Тель-Авиве и разделся догола, прикрыв носком половой орган.

В прошлом году он устроил точно такую же акцию протеста в другом отделении «Тив Таам». Тогда он написал на животе фломастером «Это не является публичным действием», передает «Гаарец».

Полицейские задержали его по подозрению в непристойном поведении в публичном месте. В прошлом году молодой человек заявил полиции, что не совершил ничего подобного, так как магазин публичным местом не считается. Он имел в виду решение иерусалимского суда по местным искам, разрешившего продажу квасного на основании того, что закон о квасном в Песах запрещает «открытую демонстрацию хлеба, лепешек и булочек в публичных местах», к которым не относятся магазины.

Прошлой весной нарушителю не удалось убедить полицейских, и ему предъявили обвинения.

Кончита

Переезд из Израиля в Америку дался семейству Ледкиных без проблем. Глава
семьи ехал на готовую для него должность инженера-технолога, его жена
Люба — медсестра, тоже по поводу работы не печалилась. Тем более, что
бывший Игоря Лидкина начальник уже года два как жил в Портланде и
работал на том же заводе. Английский подтянули, квартиру сдали и вперед.
Единственная загвоздка и головная боль — как там будет детям. Детей
имелось трое. Старшему Сашке 9, средней Аленке — 5 и самая главная —
двухлетняя оторва Ади. Конечно, поначалу думали там садики-ясельки, но
бывший начальник сразу подкинул идею: возьмите нянечку, с проживанием. И
дешевле будет и удобнее. Где взять? Любая мексиканская девочка будет
только рада. Имелся и опыт — у самого начальника уже полгода в доме жила
пуэрториканка с изящным именем Мишель.
Ледкины подумали, прикинули и решили попробовать. Тем более, что нашлась
и кандидатура — младшая сестра той самой Мишель. Девушка была сразу и
безповоротно прозвана Кончитой, хотя имелось у нее и имя: Анна Мария или
что-то в этом роде.
Все преимущества такого расклада Ледкины ощутили в полной мере как вышли
на работу. Кончита вставала утром, собирала детей, отправляла старшего в
школу и везла среднюю на полдня в садик. Сама оставалась с младшей дома
и до обеда успевала прибраться, приготовить пару огнедышащих блюд,
встретить старшего со школы и даже постирать. Причем шуршала быстро,
ловко и с песней — как выяснилось потом, дома у себя она с 8 лет
ухаживала за кучей братьев и сестер. Так что ей после этого всего 3?
Приходящая с работы Люба ни о чем не думала, получала чистую квартиру,
ухоженных детей и обед. Более того, если кому-то из супругов надо было
остаться на работе, или кто то из детей вдруг заболел — всегда под рукой
была Кончита. Ну и если куда-то сходить вечером — тоже без проблем.
Конечно, пришлось снять и дом побольше и счета и еда… но в общем и
целом довольны Лидкины были чрезвычайно. Сначала, правда, Люба косилась
на молодую и красивую латиноамериканку в доме, но это быстро прошло.
Вела себя Кончита скромно, не требовала почти ничего, по воскресеньям
отдыхала и ходила в церковь или встречалась с подругами.
На английском Кончита говорила ужасно. Язык ей не давался никак, тем
более, что Лидкины дома говорили на смеси русского и иврита и между
собой и с детьми.
Дети старшие между собой говорили на иврите, а Кончита говорила со всеми
на испанском.
Сначала на испанском заговорила Ади. Ошеломленные Игорь с Любой услышали
как бойкий ребенок бегло балаболит с Кончитой на языке Лорки, а Алекс с
Алиной вовсю поддакивают. В процессе выяснилось, что это только
цветочки. Оказалось, что Алекс общается в школе со своими
латиноамериканскими корешами исключительно на spanish, а Алинка любит
посидеть и посмотреть с Кончитой какой-нибудь слезоточивый сериал.
Но главное событие произошло ровно под рождество. Вечером, выйдя на
кухню, глава семьи Лидкиных стал свидетелем спора между Алексом и
Алиной, который дети вели на иврите. Неожиданно в спор тихо, но твердо
вступила Кончита. Пару минут взяло у Игоря сообразить, что Кончита
говорит… на иврите…. На беглом, неплохом иврите, с характерным
испанским акцентом..
Иврит вообще язык довольно простой, легкий к обучению, как и испанский.
Не мудрено, что тесное интернациональное сотрудничество дало свои плоды.
Так они и живут, русско-еврейская американская семья.
— «Хола, Кончита!» — кричит бывало с порога инженер Лидкин.- «Кома ес
тас?»
— «А коль беседер» — звонко отвечает Кончита — «ма шломха»?
Единственное, от чего Кончита искренне недоумевает — это почему все-таки
ее зовут «Кончита»??

Хатуль мадан

Речь о тех временах, когда русскоговорящих интервьюеров в израильских
военкоматах еще не было, а русские призывники уже были. Из-за того, что
они в большинстве своем плохо владели ивритом, девочки-интервьюеры часто
посылали их на проверку к так называемым «офицерам душевного здоровья»
(по специальности — психологам или социальным работникам), чтобы те на
всякий случай проверяли, все ли в порядке у неразговорчивого призывника.
Кстати, офицер душевного здоровья — «кцин бриют нефеш» — сокращенно на
иврите называется «кабан». Хотя к его профессиональным качествам это,
конечно же, отношения не имеет.

Офицер душевного здоровья в военкомате обычно проводит стандартные тесты
— «нарисуй человека, нарисуй дерево, нарисуй дом». По этим тестам можно
с легкостью исследовать внутренний мир будущего военнослужащего. В них
ведь что хорошо — они универсальные и не зависят от знания языка. Уж
дом-то все способны нарисовать. И вот к одному офицеру прислали
очередного русского мальчика, плохо говорящего на иврите. Офицер
душевного здоровья поздоровался с ним, придвинул лист бумаги и попросил
нарисовать дерево.

Русский мальчик плохо рисовал, зато был начитанным. Он решил
скомпенсировать недостаток художественных способностей количеством
деталей. Поэтому изобразил дуб, на дубе — цепь, а на цепи — кота.
Понятно, да?

Офицер душевного здоровья придвинул лист к себе. На листе была
изображена козявка, не очень ловко повесившаяся на ветке. В качестве
веревки козявка использовала цепочку.
— Это что? — ласково спросил кабан.
Русский мальчик напрягся и стал переводить. Кот на иврите — «хатуль».
«Ученый» — мад’ан, с русским акцентом — «мадан». Мальчик не знал, что в
данном случае слово «ученый» звучало бы иначе — кот не является служащим
академии наук, а просто много знает, то есть слово нужно другое. Но
другое не получилось. Мальчик почесал в затылке и ответил на вопрос
офицера:
— Хатуль мадан.
Офицер был израильтянином. Поэтому приведенное словосочетание значило
для него что-то вроде «кот, занимающийся научной деятельностью». Хатуль
мадан. Почему козявка, повесившаяся на дереве, занимается научной
деятельностью, и в чем заключается эта научная деятельность, офицер
понять не мог.
— А что он делает? — напряженно спросил офицер.
(Изображение самоубийства в проективном тесте вообще очень плохой
признак).
— А это смотря когда, — обрадовался мальчик возможности блеснуть
интеллектом. — Вот если идет вот сюда (от козявки в правую сторону
возникла стрелочка), то поет песни. А если сюда (стрелочка последовала
налево), то рассказывает сказки.
— Кому? — прослезился кабан.
Мальчик постарался и вспомнил:
— Сам себе.
На сказках, которые рассказывает сама себе повешенная козявка, офицер
душевного здоровья почувствовал себя нездоровым. Он назначил с мальчиком
еще одно интервью и отпустил его домой. Картинка с дубом осталась на
столе.
Когда мальчик ушел, кабан позвал к себе секретаршу — ему хотелось
свежего взгляда на ситуацию.
Секретарша офицера душевного здоровья была умная адекватная девочка. Но
она тоже недавно приехала из России.
Босс показал ей картинку. Девочка увидела на картинке дерево с резными
листьями и животное типа кошка, идущее по цепи.
— Как ты думаешь, это что? — спросил офицер.
— Хатуль мадан, — ответила секретарша.
Спешно выставив девочку и выпив холодной воды, кабан позвонил на
соседний этаж, где работала его молодая коллега. Попросил спуститься
проконсультировать сложный случай.
— Вот, — вздохнул усталый профессионал. — Я тебя давно знаю, ты
нормальный человек. Объясни мне пожалуйста, что здесь изображено?
Проблема в том, что коллега тоже была из России…
Но тут уже кабан решил не отступать.
— Почему? — тихо, но страстно спросил он свою коллегу. — ПОЧЕМУ вот это
— хатуль мадан?
— Так это же очевидно! — коллега ткнула пальцем в рисунок.- Видишь эти
стрелочки? Они означают, что, когда хатуль идет направо, он поет. А
когда налево…

Не могу сказать, сошел ли с ума армейский психолог и какой диагноз
поставили мальчику. Но сегодня уже почти все офицеры душевного здоровья
знают: если призывник на тесте рисует дубы с животными на цепочках,
значит, он из России. Там, говорят, все образованные. Даже кошки.

—
http://neivid.livejournal.com/287773.html

Ботвинник осуждал Каспарова

Ботвинник осуждал Каспарова, который для облегчения своей шахматной карьеры в СССР отказался от фамилии отца (Вайнштейн) и взял фамилию матери.
Однажды Ботвинник добавил:
«Ведь я же в свое время не сделал этого!»
Его спросили:
«А какая, Михаил Моисеевич, была фамилия у вашей мамы?»
Ботвинник усмехнулся:
«Рабинович».

Профессия-национальность

Есть у нас на рынке будочка сапожника. Очень хороший специалист, все рекомендуют. А уж личность колоритная! И нос, и щетина, и шевелюра… Сразу песня Шуфутинского вспоминается: «… я себе пою, я себе крою…».

Однажды сдавал я ему что-то в работу. Не помню точно, но что-то приличное (соответственно, не дешевое), иначе не ехал бы специально к нему через пол города. Естественно, пошел торг (мы на рынке или зачем?), а в этом деле с ним тягаться… Короче, достал он меня совершенно. Дошло до того, что стал он и о моей профессии спрашивать, и о должности (с намеком на зарплату). Ну, я и выпалил: «Я ж о Вашей национальности не спрашиваю!»

А тот усмехается, не обидевшись, а очень даже гордо: «Я – сапожник!».